Она сняла повязку; Джексом слышал, как она обмакивала ее в жидкость, затем отжимала. Он вздрогнул, когда выжатый компресс коснулся лица. Подняв руку, он прижал повязку ко лбу — сперва осторожно, потом увереннее:

— Смотри-ка, не больно!

— Ш-ш-шБрекки спит, а сон у нее чуткий, — вполголоса предостерегла Шарра и коснулась пальцами его губ. Джексом недоуменно спросил:

— Почему я не могу повернуть головы?

— Уже позабыл, — чуть слышно засмеялась Шарра. — Потому, что тебе мешают два валика. Вспомнил? — Она взяла его руки и помогла нащупать валики, потом убрала их. — Попробуй пошевелить головой, только смотри не перестарайся. Раз уж твоя кожа утратила болезненную чувствительность, будем надеяться, что худшее и впрямь позади.

Джексом повернул голову влево, потом вправо. Сначала бережно, точно хрупкую драгоценность. Затем расхрабрился:

— Не больно! Слушай, в самом деле не больно! — И потянулся к компрессу, но Шарра перехватила его руку.

— А вот этого не надо. У меня горит ночничок, погоди, я его чем-нибудь закрою. Чем меньше света, тем лучше…

Джексом слышал, как она шуршала рядом, затеняя светильник.

— Ну? — спросил он нетерпеливо. — Можно теперь?

— Я разрешаю тебе только попробовать, — и она строго подчеркнула последнее слово, а ее ладонь легла на его руку, уже схватившую повязку, — потому что ночь безлунная и ты не сможешь себе повредить. И вот еще что: если тебе померещится хотя бы подобие вспышки, закрывай глаза немедля.

— Это так опасно?

— Может быть опасно. — И Шарра медленно и осторожно убрала повязку.

— Я ничего не вижу! — испугался Джексом.

— Никаких вспышек или пятен?

— Нет, нет, совсем ничего… Ой! — Оказывается, перед глазами все же была какая-то преграда: когда она исчезла, он различил в темноте смутные контуры.

— Это я держала руку у тебя перед глазами, — объяснила Шарра. — На всякий случай.

Теперь Джексом с грехом пополам видел ее силуэт: похоже, она стояла подле него на коленях. Он моргнул несколько раз и пожаловался:

— У меня точно песок в глазах.

— Сейчас, — сказала Шарра и осторожно покапала ему в глаза водой. Вода смыла присохшие к ресницам крошки, но Джексом громко охнул от неожиданности, и Шарра тотчас шикнула на него: — Да тихо ты! Разбудишь Брекки, а она и так на ногах еле держится… Ну, лучше теперь?

— Лучше, спасибо. Нет, правда, со мной столько возни, просто стыдно…

— Да? А я думала, ты нарочно нам все это устроил.

Джексом поймал ее пальцы и поднес к своим губам. Ощутив поцелуй, Шарра вздрогнула и хотела выдернуть у него руку. Джексом удержал ее, но понял, до чего ослабел. Он сказал:

— Спасибо тебе.

— Сейчас надену повязку! — В голосе Шарры прозвучал явный упрек.

Джексом хмыкнул, довольный, что все-таки сумел ее смутить. Одна досада — света было маловато, чтобы разглядеть ее поподробнее. Он видел в потемках только то, что тело ее было гибким и стройным. Голос говорил о твердом характере, но также и о молодости. И все-таки — окажется ли она так хороша внешне, как можно было вообразить, слушая этот голос?..

— На-ка тебе соку: постарайся выпить все. — Губ Джексома знакомо коснулась соломинка. — Выспись хорошенько еще разок, и, глядишь, в самом деле пойдешь на поправку.

— Ты — лекарка? — Джексом был смущен и растерян: по голосу он представлял ее себе молоденькой девушкой, может быть, воспитанницей Брекки.

— Ну конечно, лекарка, — ответила Шарра. — Неужели ты воображаешь, будто драгоценную жизнь владетеля Руата вверили бы подмастерью? Я и сама уже не помню, скольких выходила после огненной лихорадки.

Джексом хотел ответить ей, но не успел: вновь уплыл во мрак, подхваченный мягкими волнами сонного зелья.

К некоторому разочарованию, когда он проснулся на следующий день, к нему подошла Брекки. Ему показалось невежливым спрашивать, где же Шарра. Не мог он спросить об этом и Рута, ведь Брекки неминуемо услышала бы их разговор. Зато, по всей видимости, Шарра передала ей их полуночную беседу: голос Брекки звучал почти весело, во всяком случае, забота и постоянная тревога за Джексома отступили. В честь выздоровления она даже позволила ему выпить чашку слабого кла и съесть размоченный пряник.

Предупредив, чтобы не смел открывать глаз, Брекки сменила повязку. На сей раз, впрочем, ткань была не такой непроницаемо плотной: осторожно приподняв веки, он убедился, что может различить, где свет, где тень.

В полдень ему разрешили приподняться и съесть легкую закуску, которую приготовила Брекки. Усилие, которое для этого потребовалось, невероятно утомило его; тем не менее, когда Брекки принесла ему фруктового сока, он запротестовал:

— Опять с сонным снадобьем? Я что, всю жизнь теперь должен проспать?

— Ты непременно наверстаешь упущенное, можешь не сомневаться, — загадочно ответила Брекки, и он размышляя над ее словами, пока его не сморило.

На другой день Джексом решительно заявил, что возмущен строгостями и ограничениями, наложениями на него, и что он, дескать, не намерен более им подчиняться. Тем не менее, когда Шарра и Брекки вдвоем усадили его на скамеечку, чтобы перетрясти и проветрить камышовый матрац, несколько минут, проведенные сидя, совершенно лишили его сил, так что он был до смерти рад снова растянуться в постели.

А вечером его приятно удивил голос Н'тона, донесшийся из соседней комнаты.

— Ты выглядишь куда лучше прежнего, Джексом, — подойдя к его постели, сказал молодой Предводитель. — Представляю, как обрадуется Лайтол!.. Но если ты когда-нибудь еще, — голос Н'тона даже охрип от сдерживаемого волнения, — если ты когда-нибудь вздумаешь драться с Нитями больным, я… я отдам тебя на съедение Лессе, честное слово.

— Я думал, я всего-навсего простужен, Н’тон, — ответил Джексом, нервно разминая пальцами комковатый тюфяк. — И потом, это был мой первый боевой вылет на Руте…

— Да все я понимаю, — сказал Н’тон, заметно смягчаясь. — Конечно, откуда ты мог знать, что подхватил огненную лихорадку. И, между прочим, твою молодую жизнь спас не кто иной, как Рут. Ф'нор, тот вообще говорит, что у Рута котелок варит существенно лучше, чем у некоторых людей. Во всяком случае, большая половина драконов Перна уж точно не знала бы, что делать, если всадник свалился и бредит, вроде как ты. Путаница в мозгах всадника и их сбила бы с толку. Так что теперь в Бендене вас с Рутом всем ставят в пример. Представляешь? В общем, давай скорей выздоравливай и набирайся сил. Д'рам говорит, когда ты будешь в состоянии, он непременно навестит тебя и покажет кое-что интересное, что он обнаружил, пока жил здесь.

— Значит, он не очень обиделся, что мы с Рутом выследили его?

— Нет, что ты! — Н’тон искренне удивился такому вопросу. — Нет, парень, он просто не ожидал, что Перну будет не хватать его… что он может еще пригодиться как всадник.

— Н'тон! — строго позвала Брекки.

— Твои сиделки не велят тебя утомлять. — И Н’тон поднялся, царапнув по полу сапогами. — Я обязательно прилечу еще! — Джексом услышал недовольный писк Триса и живо представил себе коричневого малыша, пытающегося сохранить равновесие на плече Предводителя.

— А как Менолли? — заторопился Джексом. — Она поправляется? И скажи, пожалуйста, Лайтолу… правда, мне так стыдно, что заставил его поволноваться…

— Он знает, Джексом. Да и Менолли чувствует себя гораздо лучше. Я недавно был у нее. Ей вообще пришлось не так туго, как тебе. Себелл, по счастью, сразу распознал симптомы и кинулся к Олдайву… А вообще-то, Джексом, лучше не хорохорься и вставать не спеши.

Как ни рад был Джексом появлению Н'тона, короткий визит Предводителя его положительно доконал. По телу вновь растеклась противная слабость, голова начала болеть.

— Брекки, — позвал он испуганно. Неужели повторный приступ?..

— Она с Н’тоном, Джексом.

— Шарра! У меня голова опять болит… — Джексом изо всех сил старался сдержаться, ко голое все-таки дрогнул.

Прохладная ладонь коснулась его щеки.